— Помогите, помогите! — закричал лесничий. Ноги его подкосились, он опустился на холодный камень.

Но помощь явилась слишком поздно. Фаржо неподвижно лежал на краю пропасти, когда тяжелое тело обрушилось на него; это был Жанно. Затем Фаржо увидел над собой огромную голову жеводанского зверя.

Отчаянная мысль пронзила ум лесничего. Вместо того чтобы оттолкнуть сумасшедшего, который бешено кусал его, он обнял его одной рукой, а другой старался схватить хищного зверя. Он действительно успел схватить волка за ногу и попытался увлечь обоих своих врагов в бездну.

— П-проклятые в-волки, — говорил он прерывающимся голосом, — погибнем вместе! Дочь моя… дочь будет отмщена!

Но враги поняли его намерение и старались удержаться на узком выступе, на котором происходила борьба. Могучее усилие волка, сломавшего зубами руку Фаржо, освободило зверя. Зато лесничий крепко ухватился за Жанно; тот напрасно силился уцепиться за скалу, сырую поверхность которой царапали его крепкие ногти. Вдруг земля под ними оборвалась… Несколько секунд, сцепившись друг с другом, они висели над бездной, но скоро безумец ослабел и выпустил добычу. Оба упали в пропасть и исчезли среди бурной пены каскада.

В эту минуту подошел Леонс в сопровождении верного Кастора; вдалеке шел барон Ларош-Боассо, гораздо осторожнее ступавший по этой вероломной покатости. Леонс видел с другой стороны потока двух человек, с ожесточением боровшихся друг с другом, но он не мог пристально наблюдать за ними, потому что был вынужден обдумывать каждый свой шаг по скользкому карнизу. Когда он дошел до того места, где несколько минут назад находились Жанно и Фаржо, юноша подумал, что они скрылись за какой-нибудь возвышенностью или кустом. Притом одно важное обстоятельство сейчас привлекло все его внимание: в нескольких шагах от него огромный волк наклонился над бездной и смотрел в нее, жалобно поскуливая.

Леонс замер. Он не знал, действительно ли животное, представшее перед его глазами, и есть тот самый жеводанский зверь, за поимку которого назначена такая огромная награда. Может быть, волнение охотника-новичка лишило его на какой-то момент решительности и воли. Однако вскоре хладнокровие вернулось к нему.

«Это он, — думал Леонс, — конечно же это он».

Леонс прицелился. Но зверь, которого лишь на несколько мгновений отвлекло падение Жанно в пропасть, почуял врага. Он повернул голову и бросил на замершего Леонса тот тяжелый взгляд, который немногие люди могли выдержать. Потом, перестав выть, волк бросился в лес, где должен был найти верное убежище. Леонс все целился в него; но зверь укрывался за кустарниками и неровностями почвы с ловкостью, выработанной за долгие годы охоты. Охотник не мог стрелять с надеждой на успех, и волк находился уже довольно далеко, на самом рубеже леса, когда Леонс нажал на спусковой крючок. Пуля черкнула по шкуре животного, волк зарычал и опять бросил злобный взгляд на молодого охотника, а затем исчез в кустарнике. Кастор видел зверя и преследовал его с жаром.

— Я попал в него, я в этом уверен! — кричал Леонс, дрожа от волнения.

— Попали, но не убили! — насмешливым тоном возразил Ларош-Боассо, который подошел в свою очередь. — Пуля только обожгла его густую шерсть. Однако, учитывая расстояние и затрудненность стрельбы, можно сказать, что этот выстрел очень хорош… Черт побери, какая у вас неустрашимость, какой жар, молодой человек! И какая твердость в ногах! Вы прыгаете, как сайгак, среди скал и пропастей. Если бы не мое самолюбие, я бы не осмелился следовать за вами.

Но Леонс не слушал этих иронических комплиментов.

— Я в него попал, — повторял он в чрезвычайном волнении. — Он ранен и не может убежать от Кастора. Я пойду в лес…

— Вы пойдете в лес? — спросил барон, пожимая плечами. — А как же вы будете защищаться, если зверь на вас нападет? Конечно, ваша собака сильна и смела, но вы сейчас увидите, что с нею случится…

— Я буду продолжать преследование волка.

— Как вам угодно, — беззаботно сказал барон. — Но лучше не идите туда, не зарядив вашего карабина.

На этот раз Леонс понял, что Ларош-Боассо прав, и, несмотря на свое нетерпение, стал заряжать карабин. Пока он занимался этим делом, болезненный вой раздался в лесу, и Кастор перелетел через кустарник, переброшенный, вероятно, волком.

— Я вам говорил, — продолжал барон, смеясь, — ваша собака получила отставку… Зверь не боится подобных врагов, и бедная собака явится к вам в весьма плачевном состоянии… А теперь, когда наш храбрый волк освободился от своего врага, он скоро улепетнет подальше и не захочет больше изменять своей репутации осторожного зверя!

Только он произнес эти слова, как волк, как бы желая подтвердить предсказание опытного охотника, выбежал из леса с противоположной стороны долины и проворно пробрался в соседнее ущелье.

— Ну что, вы еще сомневаетесь? — сказал Ларош-Боассо смущенному Леонсу. — Наш молодец убрался подобру-поздорову, хотя вы немножко испортили его шубу. Не удалось вам, мосье Леонс… Но, право, я считаю вас способным наверстать упущенное. Черт побери, как вы охотитесь на волка, хотя вы мирный воспитанник Фронтенакского аббатства!

Леонс с отчаянием ударил себя по лбу.

— Он уже далеко! — говорил он с гневом на самого себя. — А несколько минут назад он был здесь, передо мной, и я мог бы… Но я пущусь за ним в погоню, — продолжал он в волнением, — я буду идти по его следам! Они должны быть очень заметны на снегу…

— В таком случае вы пойдете за ним один, потому что ваша бедная собака не в состоянии сопровождать вас, — сказал барон. — Послушайтесь меня, мосье Леонс; не торопитесь гнаться за этим сильным зверем; если судить по его ухваткам, он остановится не раньше чем через тридцать лье отсюда… Притом человеколюбие предписывает вам не оставлять нас. Посмотрите, вон бедного Легри вытаскивают из пропасти, хорошо, что по милости ветвей, на которые он упал, у него не сломан позвоночник… Но я боюсь, мосье Леонс, что нам остается оплакивать не одно это несчастье… Приближаясь сюда, вы, вероятно, видели двух человек, боровшихся на том месте, где мы находимся теперь; не догадываетесь ли вы, что случилось с ними?

Леонс, поглощенный до этого мгновения волнением охоты, по-видимому, как бы опомнился от сна.

— В самом деле, — сказал он, вздрогнув, — я видел их издалека, но где они сейчас, не знаю… Вы знаете этих людей, барон?

— По всей вероятности, один из них был Фаржо, бывший меркоарский лесничий, а другой — несчастный сумасшедший, Зубастый Жанно… Мне очень интересно знать, что случилось с ними.

— Будем их искать. Право, это внезапное исчезновение нельзя объяснить чем-то, кроме несчастного случая…

Позвали горцев, решившихся спуститься по опасному выступу, и начали осматривать местность. Осмотрели грот, где нашли пистолеты, дошли по следам крови Фаржо до того места, где произошло последнее сражение лесничего с волком и Жанно. Там барон с точностью опытного охотника изучил местность и без труда понял, что случилось. Но напрасно он измерял взором глубину бездны, там виднелись только черные скалы и пена.

— Кто бы ни были эти люди, — с жаром сказал Леонс, — мы должны сделать все возможное, чтобы спасти их, если они не погибли, или по крайней мере отыскать их тела, чтобы похоронить по христианскому обряду… Я отказываюсь на время от преследования жеводанского зверя; я отыщу его следы после… А пока, барон, располагайте мной и моими людьми.

Ларош-Боассо принял с дружелюбным видом это великодушное предложение, хотя его насмешливая улыбка выдавала тайные и отнюдь не честные замыслы. Через несколько минут все разошлись, чтоб спуститься в пропасть различными путями. Легри горцы уже вытащили из пропасти, и кроме сильных ушибов, принудивших его не вставать с постели несколько дней, его падение не имело неприятных последствий.

XXII

Признания

К концу того же дня барон и Леонс с охотниками возвращались, истощенные усталостью, на ферму Красный Холм. Их деятельные и опасные поиски были бесполезны. Напрасно они с величайшей осторожностью обыскали впадины и кусты у подножия каскада: тела Фаржо и Жанно не нашлись.