— Это лишнее. А имя… имя охотника вам известно?
— Лабейсерский лесничий не мог дать никаких сведений на этот счет; он только заметил, что счастливого охотника сопровождало много людей, которые вели себя, как его слуги, следовательно, он должен быть кем-то благородного происхождения.
— А намерен ли он… — Она была не в силах договорить.
— Мне кажется, что отрубленная голова и лапа предназначаются для человека, которому необходимо доказать, что зверь действительно убит…
— Видимо, мне предстоит увидеть голову этого страшного зверя, — с горькой улыбкой произнесла Кристина. В ее глазах снова вспыхнули отсветы далекого пламени — и тут же погасли: — За кого же я выйду замуж? Кем может оказаться этот охотник? Кто из наших соседей дворян способен убить жеводанского зверя?
— Да мало ли у нас охотников!
Моньяк стал перечислять всех соседних дворян, которые в то или иное время охотились на зверя. Мадемуазель де Баржак слушала его внимательно и, казалось, ждала одного имени, которое не было произнесено.
— Это все? — нетерпеливо спросила она. — Я знаю, что есть еще охотники, о которых вы не упомянули. Почему вы не назвали человека, которого не хотите больше никогда видеть в этих стенах? Это может быть он? Могу ли я сделаться женой того, кого ненавижу?
— Есть слухи, что барон де Ларош-Боассо и друг его Легри вернулись в окрестности Меркоара несколько дней тому назад; но я уверен, что это ложь, они далеко отсюда.
Кристина облегченно вздохнула.
— Мне все равно, кто это сделал, — сказала она тихо, — но было бы слишком обидной насмешкой судьбы, если б это сделал он…
Кавалер де Моньяк хотел было что-то сказать, но сестра Маглоар опередила его:
— Конечно, это не он. У барона сейчас много других дел. Недавно у нас был проездом посланный от его преподобия фронтенакского приора. Он останавливался в замке на днях, чтобы собрать необходимые сведения. Цель его поручения состояла в том, чтобы отыскать барона де Ларош-Боассо и пригласить его от имени королевского комиссара и его преосвященства епископа Алепского в Фронтенак, где должно произойти оглашение второй части духовного завещания покойного графа де Варина. Так как посланный не проезжал обратно, надо полагать, что он встретился с бароном и с ним вместе уехал во Фронтенак. Вчера должно было состояться оглашение завещания; стало быть, барон де Ларош-Боассо находился в аббатстве в то самое время, когда в Лабейсерском лесу убили жеводанского зверя.
— Это все хорошо, любезная сестра, — сказал сухо Моньяк, нахмурив брови. — Но я сам вручил посыльному письмо, которое должно было заставить барона вернуться, если у него в жилах течет хоть одна капля благородной крови! Я вынужден предположить, что его отыскать не смогли. Какие-то собрания по поводу денежных выгод или семейных вопросов не могли бы помешать дворянину явиться на мой зов. Впрочем, вам известно, сестра Маглоар, что посланный имел подобное поручение и к другому лицу, которое также не явилось по приглашению, когда…
Кавалер замолк по знаку, поданному ему украдкой сестрой Маглоар.
— А это лицо, — спросила Кристина тихо, — конечно же Леонс? Не старайтесь скрыть это от меня! Он в здешних краях, я это знаю, я его видела!
— Вы видели его? — спросила урсулинка в изумлении.
— Там, на горе, перед нами я часто вижу его, когда гуляю в саду. Я вижу охотника, который останавливается на вершине скалы и смотрит в сторону замка. Я сразу угадала, кто он, несмотря на расстояние. Мне казалось, что он видит меня, что я смотрю в его глаза. Только как моя душа ни спрашивала его, почему он не хочет приблизиться ко мне, он не ответил…
— Быть может, он оценивает себя по достоинству, — несколько холодно заметил кавалер. — Вы не можете не знать, в каком страшном преступлении замешан его дядя. А он его племянник, и…
— Стыдитесь, стыдитесь, кавалер! — перебила его сестра Маглоар в негодовании. — Как вы можете верить этой клевете, вы, которому отец-приор сделал столько добра? И разве несет Леонс ответственность за преступление своего дяди, если б даже это преступление было совершено на самом деле? Вы знаете сами, каков характер этого юноши. Он очень добр, добрее, чем большинство мужчин, но и смелостью тоже не обделен. Узнав про то, что его дядя обвинен в убийстве маленького виконта и находится в заточении, мосье Леонс тут же прискакал во Фронтенак. Ему не позволили увидеться с отцом Бонавантюром, который содержится в своей келье под строжайшим надзором. Тогда этот славный молодой человек решился доставить дяде средства к побегу. Все было подготовлено, но заговор раскрыли. Он не упал бы духом после первой неудачи и пошел бы против всех властей, светских и духовных, чтоб оказать помощь своему родственнику, но сам приор передал ему строгое приказание не предпринимать ничего и смириться с тем, что произошло.
Сестра Маглоар говорила с жаром, ей совершенно несвойственным, видимо, в одном из уголков ее монашеского сердца ютилась романтичность юной барышни.
— Да, Леонс именно таков! — вскричала Кристина радостно. — Ах, сестра Маглоар, расскажите мне об этом подробно!.. Расскажите все, что вы знаете!
— Я знаю очень немного, милое дитя. С тех пор как аббатство подверглось интердикту, ничего неизвестно про то, что там происходит. Это рассказал мне последний посланный из Фронтенака. Пока он грелся в кухне, я всячески старалась разговорить его; но этот беглец был до того труслив, что я с трудом добилась от него нескольких слов. Как бы то ни было, мосье Леонс вынужден был отказаться от своих отчаянных попыток освободить приора. Он вернулся в Меркоар, чтобы продолжить охоту на жеводанского зверя, пока в аббатстве будет вестись процесс.
— Приор верен себе! — усмехнулась Кристина. — Несмотря на весь ужас своего нынешнего положения, он, кажется, не собирается отступать от своего прежнего плана. Но… Как странно было бы, сестра Маглоар, если б Леонс оказался победителем жеводанского зверя! Разве он не мог стать им? Он ловок, храбр, неутомим… Как вы полагаете, сестра?.. А вы, кавалер, что скажете?
Кавалер де Моньяк задумался.
— К несчастью, — ответил он наконец с очевидной досадой, — мне известно, что мосье Леонс не поехал в аббатство, несмотря на полученное приглашение. Он остался в окрестностях Меркоара. Так что вполне возможно, что, напав случайно на след жеводанского зверя… Пожалуй, даже не скажешь, кто хуже — беспутный барон или этот юноша, не дворянин, племянник монаха, обвиненного в преступлении.
Последнего замечания мадемуазель де Баржак будто не услышала.
— Но если это правда, если это действительно так… — забормотала она задумчиво, и голос ее дрожал от сдерживаемых чувств. — Но тогда он мог быть уже здесь… Отчего же он еще не явился в замок?
Она не успела договорить, как в гостиную вбежал слуга.
— Мосье Леонс только что приехал и просит позволения видеть вас, — доложил он своей молодой госпоже.
Если бы действием сверхъестественной силы замок вдруг подняло в воздух, три человека, находившиеся в гостиной, не могли бы испытать большего изумления. Никто не мог решиться ответить слуге. Наконец Кристина пробормотала с невыразимым волнением:
— Господи, неужели Ты меня пожалел?
— Я вас умоляю подумать…
— Кристина, милое дитя, подумайте, что вы еще можете ошибаться!
Мадемуазель де Баржак точно очнулась от этих слов кавалера де Моньяка и сестры Маглоар.
— Да, да, вы правы! Будьте со мной; я приму его как подобает владетельнице замка.
— Франсуа, — обратилась она к слуге, — просите мосье Леонса войти.
Спустя несколько минут в прихожей послышались шаги. Леонс вошел с какой-то извиняющейся неловкостью. Он был одет чрезвычайно просто, а вид имел растерянный и смущенный. Когда он увидел Кристину, щеки его покрылись легким румянцем. Он пристально смотрел ей в лицо и, возможно, даже не сразу заметил перемену в облике девушки — ее нарядное платье и дорогую прическу. Зато он увидел в ее глазах ту пустоту, которой не замечали люди, окружавшие ее все это долгое время. Фразы, заготовленные им заранее, куда-то испарились. Он остановился в нескольких шагах от владетельницы замка и ограничился одним глубоким поклоном.