Кристина не могла больше сохранять холодное достоинство, сдерживавшее ее душу, словно клетка. Она вскочила с места.

— Леонс!.. Вы… дорогой гость в Меркоаре.

Она растерялась, не зная, что еще сказать, и протянула ему руку. Юноша порывисто пожал ее:

— Как вы добры! Вы рады мне! Вы меня не презираете, вы не возненавидели меня!

— Ненавидеть? Презирать? Вас, мой друг? Вы не могли так думать! Леонс, мне известно ваше горе; я разделяю его. Но ваша твердость духа, ваша мудрость не могут изменить вам! Вы должны быть сильны!

Они сели рядом. Сестра Маглоар тепло приветствовала племянника приора, а кавалер, более сдержанный, лишь холодно ему поклонился. Леонс смог побороть свое волнение.

— Простите мне, — обратился он опять к Кристине, — простите этот взрыв чувств, которые вам должны быть понятны. Мог ли я надеяться на подобный прием теперь, когда я подвергся такому жестокому унижению и весь свет отвернулся от меня! Ведь вы были не очень-то ко мне расположены при последней нашей встрече…

— Разве? Поверьте, Леонс, я всего лишь была растеряна и напугана всем, что произошло тогда со мной. Но если я обидела вас, простите меня. Сейчас, когда вы нуждаетесь в дружеской поддержке, я чувствую себя обязанной оказать ее вам! Поверьте, я ваш друг… вы очень дороги мне… я…

Тут в разговор поспешили вступить кавалер де Моньяк и сестра Маглоар.

Но Леонс оставался мрачен и смущен. Кристина наблюдала за каждым его жестом, ее нетерпение возрастало. Наконец она перебила де Моньяка посреди какого-то поучительного рассуждения, спросив вдруг:

— Я знаю, мосье Леонс, что вы с некоторых пор разыскиваете следы жеводанского зверя; много ли у вас соперников в этом опасном предприятии?

— Много, графиня. Слишком большая награда обещана победителю.

— И… все ли охотники знают об этой награде?

— Это мне неизвестно. Но я думаю, что ни один благородный человек не захотел бы воспользоваться вашим опрометчивым обещанием и вынудить вас сделаться… — Леонс запнулся, — своей женой. Я полагаю, чтобы заслужить руку прекрасной и благородной Кристины де Баржак, недостаточно убить жеводанского зверя, необходимо иметь незапятнанное имя, знатный род и другие преимущества, которые имеют значение в свете. И к тому же необходимо, чтобы сама графиня… чтобы она сама отдала ему свое сердце!

Слушая эти слова, произнесенные с глубоким чувством, Кристина замерла от необыкновенной радости, охватившей все ее существо. «Да-да, Леонс победил зверя», — шептал ей внутренний голос, которому она боялась поверить и в то же время уже верила всем сердцем.

— Я не раскаиваюсь, Леонс, в том, что дала тот странный и торжественный обет, — сказала она, опустив взор, — кто бы ни исполнил условие, он вправе требовать от меня обещанного. Будь он происхождения самого скромного, самого низкого, я покорюсь своей судьбе, я… полюблю этого человека!

Леонс задумался на мгновение.

— Полюбите? — спросил он задумчиво. — Кристина, ваше сердце так своенравно, едва ли вы сможете ему приказать!

— Быть может, мне не придется приказывать! — рассердилась Кристина. — Мосье Леонс, мне известно, что жеводанский зверь убит вчера вечером в Лабейсерском лесу!

— Что… что вы говорите, графиня? — вскричал молодой человек, подняв голову. — Жеводанский зверь убит в Лабейсерском лесу? Да это невозможно!

— Отчего же?

— Оттого, что в это самое время, пока мы с вами говорим, мой егерь Дени в чаще Монадьерского леса, около лье отсюда, идет по его следам!

Кристина почувствовала совершенную беспомощность. И тут же ее охватил гнев. Сдерживая его изо всех сил, она сдавленно спросила:

— Слышите, кавалер? А вы мне говорили…

Кавалер де Моньяк невозмутимо повторил рассказ, слышанный им от сторожа Жерома. Леонс слушал с напряженным вниманием.

— Это непостижимо! — заключил он наконец с растерянностью и ужасом в голосе. — Неужели Дени, всегда такой осторожный, такой опытный в своем деле, мог ошибиться на этот раз? Неужели он ошибся и принял за след жеводанского зверя другого волка? Но тогда… Тогда, — продолжал он с волнением, — с минуты на минуту сюда может явиться тот, кто… придет требовать вознаграждения за победу!

— Я сильно этого опасаюсь, Леонс! Увидев вас, я было надеялась… но если не вы убили зверя, что же вас привело в Меркоар? Я знаю, что вы уже давно здесь, но до сего дня вы обходили наш замок стороной…

Леонс ударил себя по лбу.

— Вы правы; благодарю, что вы мне напомнили, почему я пришел сюда! Дело в том, что я на днях получил от епископа Алепского письменное приглашение явится во Фронтенак. По словам епископа, это дело чрезвычайной важности. Я совершенно равнодушен к собственной судьбе, к тому же я не хотел повиноваться приказанию надменного епископа, ожесточенного преследователя моих друзей, поэтому я велел передать, что не смогу быть в аббатстве. Вскоре мне прислали второе уведомление, на этот раз от самого приора, моего дяди. Он писал, чтобы я сегодня же явился в Меркоар и ждал в замке какого-то важного известия. На этот раз я решил проявить покорность и смирение, поэтому поспешил сюда, несмотря на то, что опасался холодного приема. Ваше радушие так обрадовало меня, что я забыл о цели своего приезда… Скажите, не приходило ли в замок письмо на мое имя?

Кристина вопросительно взглянула на свою наставницу и почетного конюшего.

— Ничего не было, — сказал де Моньяк.

— Еще нет ничего, — отозвалась в свою очередь сестра Маглоар, — но я думаю, вам следует подождать.

— В таком случае, — обратился Леонс к мадемуазель де Баржак, — вы, вероятно, позволите мне занять скромный уголок в вашем доме, чтобы я мог дождаться этого письма. Я не потревожу вас, поверьте мне.

Кристина с грустью смотрела на юношу. «Отчего он думает, будто здесь ему не рады? Как переубедить его?» — размышляла она.

— Леонс, вы мой друг, — сказала наконец девушка. — Я рада вашему приезду! Оставайтесь здесь столько, сколько вам нужно. Мы вспомним чудные дни нашего детства; вы расскажете мне о книгах, которые прочли, о людях, с которыми сводила вас судьба в ваших странствиях. И потом… если история, рассказанная кавалером, правда? Если сюда скоро явится победитель жеводанского зверя? Неужели вы не хотите быть со мной рядом в такой момент, когда решится моя судьба? Кто поддержит меня добрым словом и ласковым взором?

— Разве при вас нет вашего почетного конюшего, графиня? — вмешался де Моньяк тоном оскорбленного достоинства. — Я считаю себя вполне способным оказать вам любую помощь.

Кристина не отвечала, она наклонилась к Леонсу и стала ему что-то говорить шепотом. Молодой человек, быть может, смущенный этой ее дерзостью, отвечал сначала односложно; но Кристина продолжала что-то шептать ему и наконец отвлекла Леонса от его печальных размышлений. Вскоре молодые люди вели непринужденную беседу; оживленную и веселую, хотя слезы то и дело наворачивались им на глаза. Этот тихий шепот искренней любви производил на двух свидетелей впечатление весьма различное. Сестра Маглоар, возможно, в молодости познала нежные чувства, почему и улыбалась весьма снисходительно. Кавалер де Моньяк, напротив, вертелся в своем кресле, нюхал табак раз за разом и время от времени громко прочищал горло значительными гм! гм! на которые, однако, никто не обращал внимания. Поэтические воспоминания о прошлом легко могли увлечь юношу и девушку к смутным надеждам на будущее, и будущее это могло им уже представляться в свете менее мрачном и грустном.

Но вот на парадном дворе послышался лошадиный топот и почти тотчас вслед за ним громкие звуки охотничьего рога раздались в стенах старого Меркоарского замка. Молодые люди вздрогнули и стали прислушиваться к этим звукам, которые, судя по всему, не предвещали ничего хорошего.

— Милосердный Боже, что это? — воскликнула сестра Маглоар, молитвенно сложив руки.

— Кто осмеливается так дерзко возвещать о своем прибытии в Меркоар? — удивился де Моньяк.

Раздались торопливые шаги; дверь внезапно открылась, и слуга доложил: